Жители Приморья не перестают поражаться подвигам и личному мужеству тех, кто счел своим гражданским долгом защитить страну в трудный для нее час. Еще одну историю про обычного парня из Владивостока, снайпера, участника специальной военной операции, рассказал в своем телеграмм-канале военный корреспондент Алексей Суконкин. Эта история — про сражения без прикрас. 

—  Реку мы перешли, где вброд, где вплавь. Ещё подумал, если начнётся бой, как будем раненых переправлтакая ять назад? Противник себя не проявлял, и началось самоуспокоение – в роте в основном была молодёжь, которой тяжело было понять, что мирная жизнь давно уже закончилась.

Пётр вместе с напарником в составе снайперской пары был придан ДШБ, перед которым стояла задача взять Мощун. Вместе с СВД он нёс автомат, благо, физподготовка позволяла.

— Когда молодые бойцы гранатомётного взвода собрались на перекрёстке на перекур и травлю анекдотов, я крикнул им, чтобы не сбивались в кучу, но в этот момент раздался взрыв, раскидавший матросов по сторонам. У хохлов уже тогда было всё хорошо с коптерами, благодаря которым они прекрасно знали, где мы находимся и что делаем. Мы успели оттащить несколько раненых и спрятались в двухэтажном доме. Мало у кого была на себе «медицина».

Позже нацисты скинут в интернет видео, где они глумятся над телами морских пехотинцев, погибших на этом перекрёстке. Печальные кадры, которых могло не быть.

— Начался обстрел. В какой-то момент боя в дом влетела противотанковая ракета, от взрыва я упал, поднялся и потянулся правой рукой за своей винтовкой, которая лежала рядом. А взять её почему-то не могу. Посмотрел – ниже локтя ничего нет. Затянул жгут. Меня снесли в подвал. Командир взвода говорит, мол, сейчас подкрепление подойдёт и всё будет хорошо, на что я парировал, что раз у нас продвижения вперёд нет, командование не станет усиливать наше направление, скорее всего нам прикажут отойти. Потом нам довели, что ночью на реке будет установлена понтонная переправа. Я понял, что до утра я никому не буду нужен, пожелал всем спокойной ночи и уснул.

До Украины Пётр получил боевой опыт в Сирии, где действовал в составе снайперской роты морской пехоты Тихоокеанского флота – про эти события я публиковал книгу «Деривация», так что он – один из этих легендарных снайперов.

— Ночью я представлял себе, что вот, меня несут на носилках, потом везут на «таблетке», вот я уже в госпитале, на чистых белых простынях. Реальность оказалась иной – понтон, конечно, поставить за ночь не успели. До переправы я шёл пешком, без руки, с кровопотерей, как потом мне сказали, более двух литров. Переправлялся вплавь. Обвязали страховочной верёвкой и помогли войти в воду. А дальше – сам. Первая профессиональная медпомощь мне была оказана спустя тридцать часов в МОСНе, развёрнутом в Гостомеле.

Сознание уже мерцало, слышу, кто-то говорит «надо резать руку, есть чем?», перед моими глазами мелькает жёлтый лобзик, а я думаю «не повезло кому-то, руку отрежут». Но когда меня стали держать два санитара, я понял, что речь шла обо мне. Пока пилили кость, орал как мог. Врачи потом говорили, что не понимают, как я выжил.

Потом был госпиталь Вишневского, потом госпиталь ТОФ во Владивостоке. Было много операций, осложнений, отчаяния. Было много обещаний про бионические протезы, но прошёл год, а протеза до сих пор нет. Но вроде бы там что-то решается.

— Мне ещё вечером на тренировки в спортзал…

Вот такие люди. С огромной тягой к жизни. С оптимизмом в глазах.

Вот  такая история. О мужестве одних и совершенно наплевательском отношении других. Почему героический снайпер больше года ждет бионический протез? Почему для того, чтобы расшевелить этот совершенно понятный процесс — предоставления биопротеза, — нужны публикации в СМИ и вмешательство журналистов?  Мы не знаем ответа на эти вопросы.

Анна БЫСТРОВА

Фото из соцсетей