То, что происходит сейчас в зоне Специальной Военной Операции — это наша гордость и наша боль. Но  у фронта есть другая сторона медали, — когда раненные бойцы лежат в госпиталях. Зачастую, без рук, без ног, — такая особенность сегодняшних сражений, — масса осколочных ран, которые приводят к таким последствиям. Главный редактор ИА «Регнум» Марина Ахмедова побывала в госпитале Вишневского, где на лечении находится  много бойцов с Дальнего Востока и Приморья. Своими впечатлениями  от увиденного Марина Ахмедова поделилась в своем телеграм-канале.   

«Сегодня ездила в военный госпиталь Вишневского. Видела в коридорах раненых, проходящих реабилитацию. Многие на протезах. Но самое главное – я не увидела в их глазах того, что боялась увидеть. Чувства ненужности.

Кто-то из врачей произнес фразу – «Это уже не те глаза, какие были у раненых из Чечни». Да, это уже не те глаза даже по сравнению с прошлым годом. Я была тут в конце ноября 22-го. Ребята с ампутированными ногами или руками вызывали во мне острую жалость, а в глазах этих, нынешних я сегодня увидела что-то такое, что не позволило мне их пожалеть.

Я заходила в палаты, и с первым познакомилась с мужчиной из Якутии. Он сказал, что призвали все село, и с какой бы стати он отказался идти. За что шел, не знал. За что хочет вернуться – знает.

«Это связано с погибшими товарищами?» – догадалась я. Он кивнул, и в его глазах я увидела: он хочет мести. Сам же он находился в инвалидной коляске, пока не может ходить. При нем была жена.

Потом я видела офицера, он лежал неподвижно. Неестественно изумленно смотрел в одну точку. Рядом сидела мать. И я приготовилась к острой жалости, которую испытаю, узнав, что он – в вегетативном состоянии, и шансов нет. Поэтому я нарочито бодро спросила – «Как у вас дела?!».

«Хорошо» – неожиданно ответил он. «А как вы проводите тут время?» – растерялась я. «Весь день на реабилитации» – ответил он, продолжая смотреть в свою точку.

Оказался офицером. Был призван в конце февраля 22-го с учений. Когда я спросила, почему не отказался, не сбежал, его мать нехорошо усмехнулась, а сам он перевел взгляд на меня.

«Стать отказником?» – спросил он. «Кто-то же стал, чтобы сохранить жизнь…». «С одной стороны, да, — проговорил он. – Но с другой – стать отказником я не мог. Я был обучен стрелять, кидать гранату и мог обучить других».

Он получил ранение под Угледаром и четырех своих рядовых в тот день не спас. Потом, уже через полчаса, я шла по коридору, и увидела со спины человека, нерешительного передвигающегося с ходунками. Я его догнала, посмотрела в лицо – тот офицер. Ходит, действительно выведенный из вегетативного состояния.

Я снова удивилась, и вдруг до меня дошло: у нас в стране сформировалось два типа мужчин – один ради жизни может уйти в отказ, другой считает это позором, не совместимым с жизнью.

И, наконец, в последней палате я обнаружила самого обычного русского солдата – Льва Алексеевича. Этот типаж я только открываю, и он будет еще воспет в литературе, я уверена. Я уже видела эти глаза. Я видела точно такие там, на фронте. Он – простой. Он не ставит вопроса – «Зачем?». Он подчиняется команде. Но для такого полного подчинения, ему нужна вера в Родину, и каким-то образом она в нем непоколебимая есть.

Он ходил в штурмы, и в первом же его товарища разрезало напополам, Лев Алексеевич тогда понял, что все это – не игра, это – жизнь и смерть. Это может стать и его смертью. Но пошел в следующий штурм так же спокойно – потому, что команда. Он убил.

А в штурмы и ходят, чтобы убить с близкого расстояния. Близкое расстояние обычно заставляет рефлексировать, но Лев Алексеевич не рефлексировал. Состояние это все равно не описать – как будто в игре на миг появляется лишний кадр, тебе становится после убийства страшно, но все быстро проходит, и ты продолжаешь.

Он обо всем этом и не думал, достал из себя, когда я спросила. А зачем об этом думать, когда был приказ? Тогда и времени думать не было.

Сейчас есть, но он занят реабилитацией – у него нет ноги. Он собирается вернуться. Когда ему миной оторвало ногу, он пролежал в блиндаже два дня в ожидании эвакуации – без обезболивающего и воды. Все время шел бой. Ему было очень больно, но зачем об этом думать, когда все хорошо закончилось. Его эвакуировали, и вот же сидит он передо мной уже с протезом.

Да, все поменялось с тех пор, как я тут была в прошлый раз. Забота о ветеранах убрала из глаз то страшное чувство. Они чувствуют себя не жертвами, а защитниками, хоть и без рук, хоть и без ног.

Кстати, Льву Алексеевичу двадцать один год. Он назван в честь деда и прадеда».

Тематическое фото из ТК Морпехи ДВ