Приморье активно обсуждает тему радиационной опасности. Спусковым механизмом, запустившим общественные дебаты, послужила тема строительства центра кондиционирования ядерных отходов неподалеку от Фокино. Общественность разделилось на два лагеря: одни говорят — надо обязательно строить, потому что это очистит Приморье от накопившихся радиоактивных завалов, другие — столь же категорично против, по принципу: не буди лиха. На пике жарких споров самое время вспомнить о катастрофе на подводном атомном ракетном крейсере К-431 в бухте Чажма, случившемся 10 августа 1985 года. Именно после той аварии образовалось большое количество радиоактивно зараженных отходов. Корреспондент PortoFranko побывал на месте событий…

Точка Х

Помню тот жаркий август 1985, и даже тот выходной день. Мы с родителями, как тысячи жителей Владивостока, приехали на бухту Лазурную, в просторечии именуемую Шаморой. Это было в воскресенье, и по пляжу уже ползли неясные слухи о том, что на другом берегу, который виднелся с самого популярного владивостокского пляжа, случилось что-то нехорошее…

О масштабах происшествия, разумеется, никто не догадывался. Главной установкой после этой катастрофы было — «молчать»: на два дня в поселке Дунай, ближайшем к месту события, отрубили связь, с тех, кто хоть что-то знал, взяли подписки о неразглашении…

Рвануло в субботу, 9 августа. От места взрыва до столицы Приморья было рукой подать, морем, по прямой — сорок километров. И вот она, засекреченная, на тот момент, воинская часть, где стояли атомные подводные лодки.

— Внезапно сменился ветер, и радиоактивное облако, которое уже пошло на Владивосток, неожиданно повернуло назад, — Борис Маликов, главный инженер отделения Фокино — ДВЦ «ДальРАО», рассказывает о чуде, которое тогда спасло Владивосток. Дымовой шлейф с аэрозолями радионуклидов шириной пять с половиной метров и протяженностью до 30 км пошел на северо-запад: акватория бухты Чажма, бухта Разбойник и западный проход залива Стрелок подверглись радиоактивному загрязнению.

— Тут еще долгие годы потом висели таблички — «радиационное заражение», — говорит Маликов, бывший на тот момент офицером военно-морского флота. По специальности физик-энергетик, Маликов служил на другой атомной подводной лодке, и катастрофу наблюдал в непосредственной близости от места события.

Прошло больше тридцати лет. Много воды, в том числе, радиоактивной, утекло. С территории завода, где произошел взрыв на К-431, были убраны разбросанные элементы реактора, сняты асфальт и бетонные покрытия, а также грунт на глубину свыше метра. Покалеченную лодку, после ряда сложных работ, на понтонах отбуксировали в бухту Павловского, где она, продолжая излучать смерть, до 2010 года дожидалась своей утилизации…

Все это делалось руками «атомных мусорщиков» — сотрудников ДВЦ «Даль РАО».

К вопросу о радиации: в градообразующем для Фокина отделении ДальРАО работают сотни людей, которые явно не похожи не камикадзе. Именно этим людям нужно сказать спасибо за то, что количество радиоактивной заразы после атомного взрыва в окрестностях стало меньше в разы. Но, увы, процесс не завершен.

Впрочем, «атомные мусорщики» борются не только с последствиями Чажмы. Положа руку на сердце, в Приморье есть откуда взяться радиоактивной грязи. Вспомним хотя бы сокращение вооружений, после которого остались распиленные блоки атомных лодок с ядерными реакторами, сотни тонн ядерного топлива. К 2000 году обстановка сложилась критическая. Большая радиоактивная приборка началась после 2001 года. До этого момента государство в лице военного ведомства занималось тем, что активно загрязняло радиоактивными отходами уникальную окружающую среду.

— Если посмотреть на военную карту загрязнения 60-х годов, так здесь все было «красное», зараженное, — комментирует инженер Маликов. — В то время не было техники, не было специальных служб, которые могли бы это все переработать. Все это складировалось. Раньше здесь ходить было нельзя, все фонило! Когда мы приняли объекты в бухте Сысоева, — это береговая техническая база, куда во времена СССР все сваливали, — там выбросы были, как сейчас на Фукусиме. Здесь было накоплено три с половиной тысячи кубов жидких радиоактивных отходов сложного физико- химического состава. По сути, морская вода с мазутом. Никто в мире даже не представлял, как это можно переработать! Помог институт химии ДВО РАН, разработавший уникальный сорбент. Радиоактивное топливо вывозили эшелонами. В итоге, с жидкими радиоактивными отходами мы за эти годы разобрались, остались твердые.

Точку в этом процессе должен поставить центр кондиционирования ядерных отходов, о котором сегодня так много и так по разному говорят в Приморье. Мы долго добивались от ДальРАО разрешение побывать на предполагаемом месте строительства центра, и, наконец, получили искомое. И вот я стою неподалеку от той самой точки Х, где когда-то вспыхнул испепеляющий все живое радиоактивный взрыв в бухте Чажма. И мне рассказывают, как это было…

Роковой огарок

Атомная подлодка К-431 с крылатыми ракетами готовилась в автономное плавание: необходимо было заменить отработанное топливо ядерных реакторов. В судоремонтном заводе в Чажме подлодка встала третьим бортом у пирса; первым — контрольно-дозиметрическое судно, вторым — АПЛ «Ростовский комсомолец», четвертым — плавмастерская ПМ-133 (плавучая техническая база). Кроме того, у причалов в тот день находились еще три ремонтирующиеся атомные подводные лодки, плавкран «Черноморец-13», два плавучих дока и плавказарма «Сура».

По стечению обстоятельств многие члены экипажа К-431, в их числе и командир капитан 2-го ранга Лукьян Федчик, находились в отпусках. Лодкой командовал старший помощник. Руководителем перегрузки ядерного топлива был назначен офицер береговой технической базы (БТБ) капитан 3-го ранга Вячеслав Ткаченко. Над реакторным отсеком были сняты легкий и прочный корпуса и установлено спецоборудование — перегрузочный домик из силумина под названием «Зима». Накануне, 9 августа, при проверке гидравлики обнаружили негерметичность стыковочного узла крышки кормового реактора. Возникала необходимость переделывать некоторые работы по технологическому циклу. Такие потенциально опасные операции требовали присутствия сменного руководителя, но, нарушив приказ командующего ТОФ, Ткаченко отпустил сменного руководителя, а вечером и сам сошел отдыхать на берег…

В ночь на 10 августа смена под командованием старшего лейтенанта Александра Ганжи при демонтаже нажимного фланца крышки реактора обнаружила причину негерметичности: оставленный кем-то кусок электрода — «огарок». В нарушение инструкции комиссию созывать не стали. В книге «Катастрофы, поисковые, спасательные и судоподъемные работы на Тихоокеанском флоте в 1978–1985 гг.» автор, капитан 1-го ранга Александр Груздев, так описывает хронологию взрыва:

«Около полудня 10 августа начали подъем крышки реактора. На субмарине и плавмастерской личный состав был на боевых постах. В центральном посту лодки операторы главной энергетической установки по приборам следили за состоянием атомного реактора. Крышку поднимали плавкраном ПМ-133. И здесь были допущены грубые нарушения ядерной безопасности. Команду «Атом» по кораблю не объявили. При монтаже устройства сухого подрыва не закрепили стопор удержания компенсирующей решетки, установке стопора мешала кница в выгородке реакторного отсека, ее следовало срезать, но этого не сделали. Так называемый крестовик — подъемное устройство — не отцентрировали с гидроподъемниками и вместо жесткой сцепки взяли крышку стропами… Штанга, за которую стрела крана приподнимала крышку, не была должным образом за нее закреплена: один конец штанги был прикреплен к крышке штатно, второй — с помощью подручных материалов. Крышку перекосило: при подъеме матрос-крановщик включил контроллер управления, она зацепила решетку и потянула за собой тепловыделяющие элементы (ТВЭл). Произошел взрыв».

Очевидцы событий рассказывают о яркой световой вспышке до 6 метров высотой. Затем над реактором на 20-метровой высоте поднялся оранжево-серый дым с образованием облака, которое смещалось в северо-западном направлении. С началом ядерной реакции активность тепловых нейтронов мгновенно достигла более 1000 % мощности, и накопленная энергия, не найдя выхода, вырвалась наружу. Многотонная крышка реактора оказалась на берегу в полутора сотнях метров от субмарины. Силуминовый домик «Зима» вместе с краном плавмастерской отбросило далеко в бухту. В реакторном отсеке начался пожар. Кабели питания были оборваны, корабль погрузился во тьму. Поначалу не все поняли опасность радиации, но, осознав, часть личного состава сбежала. Замполит укрылся на судне «Сура», выпил приличную дозу спирта и отключился…

Остальные вступили в борьбу за живучесть корабля и за собственные жизни. Силами экипажа и пожарных завода огонь потушили. Экипаж получил сильные дозы облучения. Десять человек погибли на месте, их просто разорвало на куски.

Главной установкой после этой катастрофы было — «молчать»: на два дня в поселке Дунай отрубили связь, с большинства взяли подписки о неразглашении… Прах погибших поместили в одну свинцовую капсулу и захоронили на большой глубине, на территории могильника в бухте Сысоева. На обычном кладбище хоронить было нельзя, от урн с прахом был слишком сильный радиоактивный фон.

Ядерная катастрофа в бухте Чажма вошла в пятерку наиболее крупных ядерных катастроф мира (без учета Фукусимы).

Атомные мусорщики

Сегодня радиации в этом месте нет. Фон в норме, лично проверяла дозиметром. Да и никто бы не повез в радиационно-опасную зону журналистов, а немногим раньше — делегацию ветеранов. Похоже, атомщики, наступив на горло всегдашней секретности, наконец-то пошли навстречу общественности. И это правильно: слишком много слухов и домыслов вокруг темы строительства центра кондиционирования. Главное, чего боится население — завозов ядерных отходов из-за рубежа.

— Никогда такого не может быть. Это же уголовная статья! — возмущается главный инженер Борис Маликов. — Есть Федеральный закон, и он очень четко исполняется в Росатоме: запрещено внутрь страны ввозить радиоактивные отходы. На данный момент с жидкими радиоактивными отходами мы покончили, все привели в безопасное состояние, но остался незаконченный цикл с твердыми радиоактивными отходами. Имеется пятнадцать хранилищ по 5 тысяч кубов.

Именно для того, чтобы завершить процесс очистки территории, нам и нужен региональный центр кондиционирования, — объясняет главный инженер ДВЦ «ДальРАО».

— Это, грубо говоря, большой цех, где, в числе прочего, есть установка, которая очищает зараженный грунт, а также другие установки, которые кондиционирует иные твердые радиоактивные отходы, самого разного вида, начиная с зараженной спецодежды, к примеру… Само по себе кондиционирование — это уменьшение объема. Когда из 100 кубов получается 10-20. То, что останется после кондиционирования, будет передано национальному оператору, для захоронения. Сейчас в стране создается два таких центра: один в Поволжье, другой в Челябинске. Там готовятся специальные места, в соответствие с требованиями закона. Работа идет на государственном уровне. Что касается Приморья, здесь не будет храниться ничего.

Увы, было бы наивным предполагать, что процесс кондиционирования конечен. Мол, переработают атомщики накопленное непосильным трудом и закроют свое предприятие на лопату. Атомные лодки в Приморье есть, а международная обстановка такова, что в ближайшее время их вряд ли подчистую распилят на куски. Если есть лодки — будет и радиоактивный мусор. Не видеть этот мусор в упор — не выход. В этой ситуации центр кондиционирования — не блажь, а необходимость. Не угроза, а единственное средство загнать радиоактивного «джина» в бутылку, и если не обезвредить его окончательно, то хотя бы создать жесткие рамки, при которых вред окружающей среде будет сведен к минимуму.

Лада ГЛЫБИНА

Фото Юрия МАЛЬЦЕВА (из архива)