Вчерашний большой снегопад в городе V. превратился в после-рождественский сюр. В здешних краях это дело обыкновенное. Но для новоприбывших после больших путешествий — непривычное.

В предбаннике заметённого снегом подъезда мне в нос ударил резкий запах пянсе. Три пары чёрных, гордо-орлиных глаз недружелюбно уставились из-под косматых бровей. Так обедают дворники. Сидя на кортах, одной рукой обнимая лопату, другой — вонючий пирожок. Среди занесённых снегов и бюджетно-муниципально-зелёной краски подъезда.
Снег приятно скрипит под ногами, блестит под лучами солнца, носится вокруг вместе с порывами ветра. Два года я не видела такого снега. Два года не ходила под сосульками, длинною с руку,  и не думала о хрупкости бытия с такой навязчивой интенсивностью.
Пробраться по девственным сугробам главной улицы Владивостока, Светланской — то ещё приключение, похлеще любого кардио. В то утро странные люди с красными от колючего мороза и похмелья лицами гуттаперчево шагали по своим делам.

Высокого, жилистого деда, с густой чёрной бородой и торчащей на макушке шапкой прямо на моих глазах обогнал молодой человек в дублёнке советского фасона. Не выдержав такого позора, он разразился длинной, нечленораздельной тирадой в адрес жизни, социума и правительства. Разобрать из неё можно было только маты.
Услышав эту яркую речь, румяная женщина лет сорока в лаковых сапогах перестала махать огромной лопатой. В усталой задумчивости встала она возле своего свадебного салона, усмехаясь вслед длинной, удаляющейся фигуре деда. Отдохнула минуты три и снова принялась за работу.

Вьетнамская семья, состоящая из папы, мамы и двух маленьких сыновей, нагруженная огромными пакетами с продовольствием, неумело перекатывалась по занесённой снегом мостовой, иногда сталкиваясь на этом нелегком пути с русскими бабушками.

Какой яркий контраст цивилизаций выявился с утра пораньше: сморщенные носы, слезящиеся глаза, прерывистое дыхание вьетнамцев и буднично-суровое, замороженное выражение лица бабулек.
Думала. Вот есть же города, где и в дождь, и в снег, мостовые всегда чистые. Все дороги проложены. Да и вообще жизнь — как отеле «всё включено».

В славном же городе V., люди — сами себе мостовая.

Идём мы по белым, девственным просторам зимы, где нет ни выходов, ни дорог. Пыхтим, ёжимся от мороза, задыхаемся. Некоторые, например, дети, кубарем летят с горы, некоторые носом об лёд с размаху долбаются.

Но какая же это свобода, когда тропы не хожены! Какая гордость за душу берёт, когда знаешь, что каждый твой шаг облегчит дорогу следующему человеку! Особенно если со свистом да на ледянке.

И даже спасибо некому сказать, кроме самого себя, мудрости поколений да таким же людям, как ты сам. Нити сплетаются в узор сами собой, а не машиной на заводе и не начальником пузатым. Что тоже руки, сердце и совесть развязывает изрядно.
Наивно, конечно, это всё, как у чукотских девочек. Но ужасно романтично.

Дарья Козырь