Жизнь Алены Штыбиной, как и многих жен военнослужащих 155 бригады морпехов, можно жестко разделить на «до и после». День 24 февраля 2022 года она запомнит на всю жизнь. Муж успел только позвонить: «Мы уходим. Будет возможность — свяжусь». Можно считать, Алене повезло, — муж, хоть и тяжело раненный, но живой, сейчас проходит лечение. Сама Алена Штыбина вместе с другими женами тех, кто сражался или сражается сейчас на Украине, организовала благотворительный фонд, который за это время сделал невероятные вещи, отправляя тонны гуманитарной помощи. Все для фронта, все для победы.  

 — Алена, мы с вами беседовали  в 2023 году, когда ваш муж еще лежал в госпитале, в Москве. Как у него сейчас здоровье?

— Ранение было тяжелое, так что все еще на реабилитации. Было шесть операций, — муж получил ранение левой руки, сверху и снизу кости раздроблены,  вырваны мышцы и нервы.  Главное, что живой. Дай бог здоровья тому хирургу, который его прооперировал после боя, — в таких случаях руку обычно ампутируют. Но врач ухитрился сохранить, —  вставил железные штыри.

Рука работает не до конца. Артерии оторвало. Рука держится на пластине, большой палец не сгибается, другие пальцы не выпрямляются.

— Расскажите, как продвигается ваша работа в качестве руководителя Комитета семей воинов защитников отечества? 

— Помогаем семьям по всем возможным  вопросам. Организовываем  психологическую помощь бойцам, духовную помощь. Это очень важные сегодня вопросы. На одной из встреч были батюшка и психолог, —  пришла жена бойца, и говорит, я – к батюшке.  А мой муж, на передовой, хотел бы поговорить с психологом.

У нас есть мысль, — надо горячую линию делать, куда бойцы могли бы звонить. Там же не курорт, — тяжело, в первую очередь, морально.  Кто-то может с этим справиться, кто-то не сильно.

Но, важный момент, — психолог должен пройти то-же самое, что и бойцы.  Есть у нас один батюшка, он побывал на войне и стал священником, — вот его хотим привлечь.

 — Вы на связи с мобилизованными ребятами, Алена? Как они держатся?  

— Те, с кем я общаюсь, держатся хорошо. Вот только недавно с одним знакомым разговаривала, —  он говорит, не хочу в отпуск идти, что мне эти две недели. Смысла нет, —  только расслабишься, — две недели ни о чем. Когда мы победим, тогда приду со спокойной душой. Кто-то устал… Но многие, думаю – большинство,  понимают, для чего это надо.

— Сейчас на слуху тема с реабилитацией военных инвалидов. Ребята  возвращаются. Им нужна не просто доступная среда, лучшие протезы, и отношение в обществе.  Главное, на мой взгляд, дать им новые смыслы в жизни. Чтобы они не оказались, грубо говоря, всеми забытыми, условно, в сторожах. Как вы думаете,  в каком направлении можно двигаться? Не говоря о том, что это для вас личная ситуация, — ваш муж, фактически, остался с одной рабочей рукой. 

— Да, ситуация, что называется, на злобу дня. Сейчас немало тех, кого комиссовали по тяжелым ранениям. Кого-то оставляют на работе в военкомате, но таких – единицы. Если человек на протезе, и может работать руками, одна ситуация. Если повреждены руки – уже сложнее. Но работа – это один момент Очень важна социализация. Замечательное дело реализует Союз морских пехотинцев, —  там организовали следж –хоккей для  ветеранов СВО на протезах. Возят ребят в бассейн.

Много делает и Фонд защитников Отечества и волонтеры. Но хотелось бы, чтобы проблемами инвалидов занимались комплексно, в режиме одного окна. Чтобы усилия всех свести в одно место, и оттуда координировать. Ведь проблем у ребят масса.

-Мне кажется, что ветераны СВО – инвалиды  могли бы сыграть колоссальную роль в глобальной на  сегодня проблеме, — это патриотическое воспитание. Кто-то скажет, мол, не надо пафосных слов. Но это как раз не пафос, а это полный провал, — то, что мы имели перед началом специальной военной операции. Сейчас что-то судорожно  пытаемся поправить, — но это сложно, в условиях, когда патриотизму учат тетеньки –учительницы. Как вы относитесь к идее прихода в школы ветеранов СВО?  Ведь военруком можно быть и с одной рукой, согласитесь.  

— Замечательно отношусь! Более того, это уже делается.  Батюшка одного из храмов рассказывал – у них был проект, — выбирали военнослужащих, прошедших бои, социализировали их, а потом — в школы. Вот один пример. Боец получил тяжелое ранение. Передвигается на инвалидной коляске. Но его образование позволяло ему быть учителем русского языка и литературы.

Ему дали самый тяжелый класс. А в школах ведь повально курят айкос! Тотально, в туалетах, = это беда просто. И вот, когда новый учитель видел, что ребенок достает айкос, — он его забирал и просто ломал. Школа ругалась, — да как вы можете, это же чужая собственностьь! Но он ломал этот айкос, и отдавал родителям за него деньги. Свои деньги.

В итоге его класс сал самым лучшим, они ездили на олимпиаду, и это сейчас самый любимый учитель. Думаю, что и курить в классе многие бросили. И про СВО  ученики  все правильно  понимают.

-Но, наверное, не все же могут стать учителями? 

— Конечно. Отец Антоний рассказывал, что там отбор проходят, в несколько этапов. И образование нужно. Люди с контузиями,  ПТСР не годятся. Там мощная психологическая реабилитация. Это все делают в церкви. У батюшки был один такой проект, хочет еще один запустить. И это очень надо! Не говоря, что в школах сегодня учительский буллинг, — там не хватает мужчин.

Да, есть много ребят с фронта, у кого нет высшего образования, и в школы их не возьму. Но можно много чего развивать. В плане работы с детьми.

— Например?

— У нас есть ДОСААФ, — там поле непаханое. Нужно создавать клубы военно-патриотического воспитания, туда можно было бы ребят после СВО трудоустраивать. Есть Юнармия, отрядами которой почему-то  зачастую руководят учительницы.

Это все должно быть комплексно. Уроки истории обязательно должны быть. Равно как и уроки мужества. Причем не раз в месяц, в одном классе, для галочки, а в системе. А еще есть мой личный проект – «Тигрята».  Даже есть  презентация этого проекта, но все уперлось в бюрократию.

— Расскажите об этом подробнее?

-У меня трое детей, — семи, двенадцати и четырнадцати лет. И я вижу, как дети сидят в телефонах, и не дружат со сверстниками.  Спрашиваю у дочери — почему вы не можете дружить? Оказывается,  это не так-то легко. Дети  все разные, — одни айкосы все перемены по туалетам курят, другим это не интересно.

Детей надо как-то соединить, подружить. Как? Мне кажется, проще и правильнее всего сделать это  в школе, но не на уроках. А на внешкольных занятиях, которые раньше были, а сейчас их там не.

Между тем, школа – это то место, куда мы учим ходить ребенка самостоятельно с малых лет. Чаще всего, это рядом с домом. Именно там нужно делать бесплатные кружки, – игры на гитаре, шахмат, ОБЖ —  уроков выживания, которые, в частности,  могли бы  вести наши  ветераны СВО. Сейчас мы закрыли школы на замок, а дети наши предоставлены сами себе. Мало кто из родителей может возить детей на платные занятия. Прежде всего, потому, что родители на работе.  Да и платить дорого. Например, мы купили сыну гитару, но я не могу позволит себе платить за урок полторы тысячи.  Для многодетных это нереально.

Я хочу, чтобы наши  русские дети не занимались ерундой. Чтобы они понимали, что такое любовь, настоящая дружба, предательство,  что такое сила духа и патриотизм.  И я хочу, чтобы рассказали им об этом те, кто это понял на поле боя.

И важно прийти с этим в школы. Если нас туда не пустят, — мы ничего не сможем сделать. Даже если мы с мужем будем учить свих детей любви к Родине, важно, чтобы в социуме, среди сверстников, были те же самые настроения.  Иначе все наши семейные уроки пойдут прахом.

Это очень глобальная проблема, которая требует мозгового штурма и общих усилий. Общественников, ветеранских организаций, медиков, Правительства. Надо собираться и обсуждать.

Лада ГЛЫБИНА